Владимир Маяковский: между бытом и вечностью

А ведь он вернулся! Вернулся сам, без указаний и рекламной кампании, вернулся сам собой, естественно и бесповоротно. О ком это? Да о Маяковском! Он вернулся в нашу современную жизнь рекламными щитами. В борьбе за наш кошелек многие производители в поисках новых слов и визуального ряда взяли за основу подзабытый советский плакатный трафарет и неброские четверостишия. Самые популярные на сегодня: «Стране нужны IT-специалисты» или «Даешь в каждый дом тепло и уют! В нашей конторе скидки дают». Вроде бы все к месту, но копия явно уступает оригиналу. На большинстве агитационных плакатов со стихами Маяковского визуальный ряд составляет пара – мужчина и женщина. А те, кому сегодня уже много-много лет, в мужском персонаже легко угадывают одного из кумиров советского кинематографа Бориса Тенина, который является одним из героев, хотя и не главным последнего самого спорного российского сериала «Орлова и Александров». Но и без этого сериала его имя увековечила Елена Мухина в скульптурной композиции «Рабочий и колхозница», которая является не только главной скульптурной композицией ВДНХ в Москве, но и фирменной заставкой «Мосфильма».
Специальность – художник, призвание – поэт
В наши дни полные собрания сочинений писателей и поэтов – крайняя редкость, законы рынка диктуют свое. Да и запасы изданного в советское время еще долгое время не дадут появиться на свет понятию «книжный дефицит». К тому же, привычно как-то оперировать номерами томов того или иного автора – всем все понятно. Если мы посмотрим восьмой, девятый и десятый тома знаменитого тринадцатитомного полного собрания сочинений, а это поздний Маяковский, то вновь ощутим то, что называется зарифмованными газетными передовицами. Но дело все в том, что это «улица с обратным движением» – цитаты из Маяковского прочно и незаметно ушли в газетные заголовки и пословицы. И даже человек, далекий от поэзии, помимо своей воли, знает стихи Маяковского.
Поэт – это то, что от него остается в повседневном языке, и его поэзия жива до тех пор, пока его цитируют. Знаменитое: «тот, кто постоянно ясен, – тот, по-моему, просто глуп». Или масса цитат из «Во весь голос»: «Я – ассенизатор и водовоз, революцией мобилизованный и призванный». Сколько цитат из Маяковского разошлось на газетные заголовки, точно не может сказать никто.
Мимо нашей воли, не случайно Марина Цветаева как-то подметила, что после чтения стихов Маяковского нужно отдыхать физически. Эта поэтическая особенность вовсе не случайна. На бессознательном уровне воздействие на наше восприятие поэзии Маяковского идет в силу его сдвоенной профессии. В отличие от всех поэтов своего времени у него была специальность – он художник. Маяковский три года отучился в училище ваяния и зодчества, но затем его отчислили. На похоронах художника Валентина Серова его прощальная речь была лучшей.
Жизнь–сплошные парадоксы
Биография Владимира Маяковского – цепь сплошных и не совсем понятных парадоксов. Он переученный левша. Эта «переученность» по сути и стала причиной его личной трагедии – он раздвоился, привычный психологический комфорт навсегда покинул его. Он и застрелился левой рукой. И он же переученный художник. Поэзия для него всегда была вторичной. Маяковский в полной традиции «Серебряного века» переводит живопись в разряд искусства, понятного каждому. Сегодня это называется рекламой. И он очень успешен в рекламе – он родоначальник не только советской, но и всей российской рекламы, на сегодня охватившей все постсоветское пространство. А говоря шире, Маяковский – первый дизайнер в СССР. Все представители его поколения, занятые живописью, занимались рекламой. Любовь Попова – великий русский авангардист – расписывала тарелки, которые сегодня являются антиквариатом. Самая известная частная коллекция этих тарелок была у матери Андрея Миронова – Марии Владимировны Мироновой-Менакер. А Казимир Малевич говорил, что сублиматические картины – это вид города сверху. Что такое «Черный квадрат» Малевича? Для одних – это пустая мазня и бездна, а для других – космос, абсолютная величина. Но как бы не относились к этому, факт остается фактом – вторжение искусства в обычную реальную жизнь – это плакат, дизайн и реклама. Маяковский – футурист. Футуристы с самого начала рассматривали свою деятельность как эстраду. В их программе основным тезисом было абсолютное воздействие на жизнь. Искусство перестает быть делом узкой группы лиц. Масса вовлекается в творчество, а творчество идет в массы. Творчество перестает быть искусством и преобразовывается в реальность.
Что первым делом делает Маяковский, попадая в Париж? Ходит по музеям? Отнюдь. Он идет на Монмартр смотреть уличную живопись. Его кумиры Делоне и Пикассо. С Пикассо он был не просто знаком, он дружил с ним. Он зовет Пикассо в Россию, предлагает разрисовать дом. К слову сказать, Пабло Пикассо всерьез рассматривал это предложение.
Для Маяковского поэзия – это дополнение к его живописи. И в этом он обнаженно циничен, когда говорит, что всю свою лирику он уравнивает со знаменитым двустишием: «Лучше сосок не было и нет, готов сосать до старости лет». Здесь нет никакого кокетства и никакой фамильярности. Маяковский предсказывает наш сегодняшний день. Для него главное масштаб воздействия и масштаб аудитории, а это возможно только в рекламных продуктах. Это то, как сам Маяковский говорил: «Нигде, кроме, как в Моссельпроме». И плакат, призывавший к этому и висевший на Арбате и Никитском бульваре, делал свое дело – все шли в Моссельпром.
Маяковский – Пушкин: много общего?
Умение поставить свои навыки всему, чему угодно, – это талант. А умение поэтически оформить любую мысль, понятную каждому, – это высшее из искусств. Маяковский – делатель истории. Он стал первым поэтом страны. Но ведь мог и не стать. Победи в схватке за власть Лев Троцкий, пальма первенства досталась бы Сергею Есенину. Но и в этом случае Владимир Маяковский в своем времени не был бы поэтом «через запятую», он все равно бы пришел к нам. Русской литературной традиции закон парных чисел был свойственен всегда. Времена всегда одинаковые – нравы разные. Эти нравы и общественный запрос с абсолютной точностью воспроизводят инкарнацию с поправкой на время. Владимир Маяковский – это полная инкарнация Александра Пушкина. Как это ни парадоксально, но ни Мандельштама, ни Пастернака с Пушкиным почти ничего не роднит. А с Маяковским у них много общего. Оба прожили тридцать семь лет, оба погибли. Смерть Пушкина многие рассматривают как самоубийство. Точнее сказать, самоубийственность его жизненной стратегии в последние годы жизни. Он был глубоко верующим человеком и не мог наложить на себя руки. Но он искал свою смерть от другого. Они оба радикально реформировали русский язык, отказавшись от стереотипов прошлого. Объединяет их и общая исчерпанность в литературе к тридцати семи годам жизни. Все разговоры, что Пушкин был в самом начале своего гения, не более чем разговоры. И для Маяковского исчерпанность времени стала началом конца. Он был делателем истории, а стал ее винтиком. И понимание этого привело его к тому, что он осознал свою обреченность.
Гений коллективного труда
Маяковский был очень органичен в своем времени и в своей жизни. Он обожает артельную работу, революция подняла ее на невиданную высоту. «Окна РОСТА» приходилось делать по ночам («Окна РОСТА» – предшественник ТАСС), чтобы с утра плакат уже висел. В одну из ночей, когда Маяковский вместе с Лилей Брик, художником Михаилом Черемных готовили плакаты, раздался звонок. Трубку подняла Брик. Суровый мужской голос спросил, кто это? Получив ответ, задал другой вопрос: «А где начальство?» – «У нас нет никакого начальства», – ответила Брик. «Нет начальства?» – переспросил звонивший. – Как хорошо, я так и думал». Через пару часов снова звонок (а в то время в Москве телефонных номеров было не более двух сотен): «Работаете?» – «Работаем», – отвечает Брик. «Всю ночь сидите? И начальства нет?» – не унимается звонивший. «Нет, – отвечает Брик. – А кто это говорит?» – «Ленин», – раздался голос в телефонной трубке.
Маяковский – гений коллективного труда. Он – гений самоорганизации. Но эта абсолютная ценность со временем утрачивается. Простая будничная жизнь берет свое, а в ней он беспомощен. Он чувствует в себе огромную силу, которой нет выхода. Маяковский расходится с новым временем, в котором не видит своего места. И это осознание собственной обреченности находит выход в одном из предсмертных стихотворений «Разговор с товарищем Лениным». У Ленина он ищет спасения. Их взаимоотношения были крайне сложными. Ленин не понимал Маяковского, хотя и ценил его. И Ленин для Маяковского независимо от того, ругает он его или хвалит, абсолютный авторитет – человек нового типа, сверхчеловек. В этом сверхчеловеке его больше всего поражают обычная скромность, отсутствие претензий на величие: «Эра эта проходила в двери, даже головой не задевая за косяк…». Он обращается к Ленину, ища у него ответы на вопросы: «Товарищ Ленин, я вам докладываю не по службе, а по душе…».

Про любовь
Но самые сильные его поэмы – это не ленинская тематика, а «Облако в штанах» и «Про это». Удивительным образом название этой любовной поэмы в наше время перекочевало в телевизионную программу, только вот ее авторы, скорее всего не читавшие Маяковского, ушли в сторону пошлости. Это поэма про любовь, которую яростно убивает всякий быт, а она отчаянно сопротивляется. И Маяковский за семь лет до самоубийства предсказывает свою смерть: «Мальчик шел в закат глаза уставив». Он сам сформулировал то, о чем писал, – это будет поэма о личном и об общем быте. Но на самом деле эта поэма о том, что любовь не выдерживает бытового накала и погибает от старости, от ветхости чувств. А с ней кончается и жизнь.
Но ответов на свои вопросы Маяковский не нашел. К 1927 году революция уже закончена. Новая элита со своим языком и привычками прочно переняла быт старой, и все вернулось на прежние круги. Футуристическое искусство сошло на нет, оно стало непонятно массам. А что стало понятно?
Примитивные производственные романы, семейные драмы. На исходе двадцатых Маяковский на одном дыхании пишет «Клопа» и «Баню». Но даже в постановке Мейерхольда они проваливаются. Пришло время Демьяна Бедного. Началась новая жизнь, точнее, карикатурный римейк жизни старой.
Цените свое
У любого гения есть и обратная сторона. Тем более, если речь идет о таком явлении, как Маяковский. Попытка простым способом объяснить многие сложные процессы в массовом сознании порой переходит в свою противоположность – примитив. Он отучил нас читать. Хотя, если по правде признаться, он и сам читать не любил. У него было два самых любимых произведения – романы Чернышевского «Что делать?» и Тургенева «Отцы и дети». А если человек перестает читать, то он перестает и думать. Он мыслит категориями факта и эмоционального восприятия, то есть категорией рекламного щита. Реклама – это чей-то бизнес. Того, кто продвигает свой товар и кто выпускает его на наше обозрение. Реальные потребительские свойства всегда остаются за кадром. А красивая упаковка или кажущаяся простота дают «эффект стадиона» – мы идем на это представление под названием «покупка за компанию». Сосед взял, и я возьму. Именно по этой причине всегда стоит остановиться, подальше спрятать свой кошелек и купить национальное, свое, не раз проверенное временем. Так будет надежнее и с пользой для себя и своих близких.
А ведь родоначальник современного рекламного рынка Владимир Маяковский гораздо глубже и интереснее. В параллели бытового и вечного он всегда выбирал вечное. Но чтобы понять это, его нужно прочесть…
Специальность – художник, призвание – поэт
В наши дни полные собрания сочинений писателей и поэтов – крайняя редкость, законы рынка диктуют свое. Да и запасы изданного в советское время еще долгое время не дадут появиться на свет понятию «книжный дефицит». К тому же, привычно как-то оперировать номерами томов того или иного автора – всем все понятно. Если мы посмотрим восьмой, девятый и десятый тома знаменитого тринадцатитомного полного собрания сочинений, а это поздний Маяковский, то вновь ощутим то, что называется зарифмованными газетными передовицами. Но дело все в том, что это «улица с обратным движением» – цитаты из Маяковского прочно и незаметно ушли в газетные заголовки и пословицы. И даже человек, далекий от поэзии, помимо своей воли, знает стихи Маяковского.
Поэт – это то, что от него остается в повседневном языке, и его поэзия жива до тех пор, пока его цитируют. Знаменитое: «тот, кто постоянно ясен, – тот, по-моему, просто глуп». Или масса цитат из «Во весь голос»: «Я – ассенизатор и водовоз, революцией мобилизованный и призванный». Сколько цитат из Маяковского разошлось на газетные заголовки, точно не может сказать никто.
Мимо нашей воли, не случайно Марина Цветаева как-то подметила, что после чтения стихов Маяковского нужно отдыхать физически. Эта поэтическая особенность вовсе не случайна. На бессознательном уровне воздействие на наше восприятие поэзии Маяковского идет в силу его сдвоенной профессии. В отличие от всех поэтов своего времени у него была специальность – он художник. Маяковский три года отучился в училище ваяния и зодчества, но затем его отчислили. На похоронах художника Валентина Серова его прощальная речь была лучшей.
Жизнь–сплошные парадоксы
Биография Владимира Маяковского – цепь сплошных и не совсем понятных парадоксов. Он переученный левша. Эта «переученность» по сути и стала причиной его личной трагедии – он раздвоился, привычный психологический комфорт навсегда покинул его. Он и застрелился левой рукой. И он же переученный художник. Поэзия для него всегда была вторичной. Маяковский в полной традиции «Серебряного века» переводит живопись в разряд искусства, понятного каждому. Сегодня это называется рекламой. И он очень успешен в рекламе – он родоначальник не только советской, но и всей российской рекламы, на сегодня охватившей все постсоветское пространство. А говоря шире, Маяковский – первый дизайнер в СССР. Все представители его поколения, занятые живописью, занимались рекламой. Любовь Попова – великий русский авангардист – расписывала тарелки, которые сегодня являются антиквариатом. Самая известная частная коллекция этих тарелок была у матери Андрея Миронова – Марии Владимировны Мироновой-Менакер. А Казимир Малевич говорил, что сублиматические картины – это вид города сверху. Что такое «Черный квадрат» Малевича? Для одних – это пустая мазня и бездна, а для других – космос, абсолютная величина. Но как бы не относились к этому, факт остается фактом – вторжение искусства в обычную реальную жизнь – это плакат, дизайн и реклама. Маяковский – футурист. Футуристы с самого начала рассматривали свою деятельность как эстраду. В их программе основным тезисом было абсолютное воздействие на жизнь. Искусство перестает быть делом узкой группы лиц. Масса вовлекается в творчество, а творчество идет в массы. Творчество перестает быть искусством и преобразовывается в реальность.
Что первым делом делает Маяковский, попадая в Париж? Ходит по музеям? Отнюдь. Он идет на Монмартр смотреть уличную живопись. Его кумиры Делоне и Пикассо. С Пикассо он был не просто знаком, он дружил с ним. Он зовет Пикассо в Россию, предлагает разрисовать дом. К слову сказать, Пабло Пикассо всерьез рассматривал это предложение.
Для Маяковского поэзия – это дополнение к его живописи. И в этом он обнаженно циничен, когда говорит, что всю свою лирику он уравнивает со знаменитым двустишием: «Лучше сосок не было и нет, готов сосать до старости лет». Здесь нет никакого кокетства и никакой фамильярности. Маяковский предсказывает наш сегодняшний день. Для него главное масштаб воздействия и масштаб аудитории, а это возможно только в рекламных продуктах. Это то, как сам Маяковский говорил: «Нигде, кроме, как в Моссельпроме». И плакат, призывавший к этому и висевший на Арбате и Никитском бульваре, делал свое дело – все шли в Моссельпром.
Маяковский – Пушкин: много общего?
Умение поставить свои навыки всему, чему угодно, – это талант. А умение поэтически оформить любую мысль, понятную каждому, – это высшее из искусств. Маяковский – делатель истории. Он стал первым поэтом страны. Но ведь мог и не стать. Победи в схватке за власть Лев Троцкий, пальма первенства досталась бы Сергею Есенину. Но и в этом случае Владимир Маяковский в своем времени не был бы поэтом «через запятую», он все равно бы пришел к нам. Русской литературной традиции закон парных чисел был свойственен всегда. Времена всегда одинаковые – нравы разные. Эти нравы и общественный запрос с абсолютной точностью воспроизводят инкарнацию с поправкой на время. Владимир Маяковский – это полная инкарнация Александра Пушкина. Как это ни парадоксально, но ни Мандельштама, ни Пастернака с Пушкиным почти ничего не роднит. А с Маяковским у них много общего. Оба прожили тридцать семь лет, оба погибли. Смерть Пушкина многие рассматривают как самоубийство. Точнее сказать, самоубийственность его жизненной стратегии в последние годы жизни. Он был глубоко верующим человеком и не мог наложить на себя руки. Но он искал свою смерть от другого. Они оба радикально реформировали русский язык, отказавшись от стереотипов прошлого. Объединяет их и общая исчерпанность в литературе к тридцати семи годам жизни. Все разговоры, что Пушкин был в самом начале своего гения, не более чем разговоры. И для Маяковского исчерпанность времени стала началом конца. Он был делателем истории, а стал ее винтиком. И понимание этого привело его к тому, что он осознал свою обреченность.
Гений коллективного труда
Маяковский был очень органичен в своем времени и в своей жизни. Он обожает артельную работу, революция подняла ее на невиданную высоту. «Окна РОСТА» приходилось делать по ночам («Окна РОСТА» – предшественник ТАСС), чтобы с утра плакат уже висел. В одну из ночей, когда Маяковский вместе с Лилей Брик, художником Михаилом Черемных готовили плакаты, раздался звонок. Трубку подняла Брик. Суровый мужской голос спросил, кто это? Получив ответ, задал другой вопрос: «А где начальство?» – «У нас нет никакого начальства», – ответила Брик. «Нет начальства?» – переспросил звонивший. – Как хорошо, я так и думал». Через пару часов снова звонок (а в то время в Москве телефонных номеров было не более двух сотен): «Работаете?» – «Работаем», – отвечает Брик. «Всю ночь сидите? И начальства нет?» – не унимается звонивший. «Нет, – отвечает Брик. – А кто это говорит?» – «Ленин», – раздался голос в телефонной трубке.
Маяковский – гений коллективного труда. Он – гений самоорганизации. Но эта абсолютная ценность со временем утрачивается. Простая будничная жизнь берет свое, а в ней он беспомощен. Он чувствует в себе огромную силу, которой нет выхода. Маяковский расходится с новым временем, в котором не видит своего места. И это осознание собственной обреченности находит выход в одном из предсмертных стихотворений «Разговор с товарищем Лениным». У Ленина он ищет спасения. Их взаимоотношения были крайне сложными. Ленин не понимал Маяковского, хотя и ценил его. И Ленин для Маяковского независимо от того, ругает он его или хвалит, абсолютный авторитет – человек нового типа, сверхчеловек. В этом сверхчеловеке его больше всего поражают обычная скромность, отсутствие претензий на величие: «Эра эта проходила в двери, даже головой не задевая за косяк…». Он обращается к Ленину, ища у него ответы на вопросы: «Товарищ Ленин, я вам докладываю не по службе, а по душе…».

Про любовь
Но самые сильные его поэмы – это не ленинская тематика, а «Облако в штанах» и «Про это». Удивительным образом название этой любовной поэмы в наше время перекочевало в телевизионную программу, только вот ее авторы, скорее всего не читавшие Маяковского, ушли в сторону пошлости. Это поэма про любовь, которую яростно убивает всякий быт, а она отчаянно сопротивляется. И Маяковский за семь лет до самоубийства предсказывает свою смерть: «Мальчик шел в закат глаза уставив». Он сам сформулировал то, о чем писал, – это будет поэма о личном и об общем быте. Но на самом деле эта поэма о том, что любовь не выдерживает бытового накала и погибает от старости, от ветхости чувств. А с ней кончается и жизнь.
Но ответов на свои вопросы Маяковский не нашел. К 1927 году революция уже закончена. Новая элита со своим языком и привычками прочно переняла быт старой, и все вернулось на прежние круги. Футуристическое искусство сошло на нет, оно стало непонятно массам. А что стало понятно?
Примитивные производственные романы, семейные драмы. На исходе двадцатых Маяковский на одном дыхании пишет «Клопа» и «Баню». Но даже в постановке Мейерхольда они проваливаются. Пришло время Демьяна Бедного. Началась новая жизнь, точнее, карикатурный римейк жизни старой.
Цените свое
У любого гения есть и обратная сторона. Тем более, если речь идет о таком явлении, как Маяковский. Попытка простым способом объяснить многие сложные процессы в массовом сознании порой переходит в свою противоположность – примитив. Он отучил нас читать. Хотя, если по правде признаться, он и сам читать не любил. У него было два самых любимых произведения – романы Чернышевского «Что делать?» и Тургенева «Отцы и дети». А если человек перестает читать, то он перестает и думать. Он мыслит категориями факта и эмоционального восприятия, то есть категорией рекламного щита. Реклама – это чей-то бизнес. Того, кто продвигает свой товар и кто выпускает его на наше обозрение. Реальные потребительские свойства всегда остаются за кадром. А красивая упаковка или кажущаяся простота дают «эффект стадиона» – мы идем на это представление под названием «покупка за компанию». Сосед взял, и я возьму. Именно по этой причине всегда стоит остановиться, подальше спрятать свой кошелек и купить национальное, свое, не раз проверенное временем. Так будет надежнее и с пользой для себя и своих близких.
А ведь родоначальник современного рекламного рынка Владимир Маяковский гораздо глубже и интереснее. В параллели бытового и вечного он всегда выбирал вечное. Но чтобы понять это, его нужно прочесть…
Игорь КОЗЛОВ