«Кто не успел уйти в лес, остался в деревне навсегда». О судьбе соженных фашистами деревень Сморгонского района в проекте «Сёстры Хатыни»
Совместный проект «Гродзенскай праўды» и прокуратуры Гродненской области.
Под занавес войны – в 1944 году, в звериной злобе за поражения на фронтах фашисты задумали фронтальную широкомасштабную зачистку территории Беларуси и проводили карательные операции. Северная территория Сморгонского района в мае – июне 1944 года попала под действие карательной операции «Баклан» под номером 115, которую проводила боевая группа фон Готберга в составе групп Анхальта, Шмаля, Деррига, частей 3-й танковой и 4-й полевой армий. В это время пострадали деревни Ордея, Завелье, Колпея, Рудня, Трилесино, Укропенка. Немецкой авиацией бомбились Войнединяты, Нестанишки, потому что через эти населенные пункты велось наступление Красной Армии. Всего, по данным Национального архива Республики Беларусь и публикации «Нацистская политика геноцида и «выжженной земли» в Беларуси (1941–1944 гг.)», в списке населенных пунктов, сожженных гитлеровцами и восстановленных после войны, числятся 17 деревень Сморгонского района.
Как рассказывает Павел Картавик, главный хранитель фондов Сморгонского историко-краеведческого музея, в проведении карательных операций на Сморгонщине, кроме немецких подразделений, участвовали полицаи, служившие в комендатуре в деревне Войстом. Они знали местных жителей и следили за их поведением, образом жизни и перемещением.
По данным архивных сведений Сморгонского историко-краеведческого музея, уничтожать деревни в партизанской зоне Сморгонщины начали в июне 1944 года. Тревожные известия о блокадах партизанских зон на Вилейщине и Мядельщине доходили до жителей Сморгонщины уже с весны 44-го, они начали готовиться – копали в лесах землянки. Именно это, как окажется, спасло жизни многим из них.
Сегодня на месте некогда процветающей деревни Трилесино, что расположена в километрах двадцати от Сморгони, о событиях, которые творились в годы фашистской оккупации, напоминает табличка в память о тех, кто безвинно погиб от рук гитлеровцев. В июне 1944 года они уничтожили 160 домов и убили 49 мирных жителей деревни Трилесино. Полностью восстановить деревню после пережитого сельчане так и не смогли. Сегодня она и вовсе опустела.
Приезжих в Трилесино встречает тишина. Не слышно здесь пения птиц, несмотря на то, что кругом лес. И даже ветер как будто обходит деревню стороной.
Кстати, именно густой лес вокруг деревни стал единственным спасением и шансом выжить для трилесинцев в годы фашистской оккупации. Сегодня в живых ни свидетелей, ни очевидцев уже не осталось. Их воспоминания бережно охраняют современники – жители Сморгонского района, школьники, которые успели записать истории некоторых жителей Трилесино, которым удалось спастись.
«Одним майским вечером 1944 года партизаны сообщили, что немцы собираются бомбить деревню. Местные жители начали собирать вещи и покидать свои дома. Времени на сборы оставалось мало. Жители стали выбрасывать прямо на улицу те вещи, которые не смогли взять с собой, надеясь, что хоть что-то уцелеет после бомбежки.
Мы спрятались в лесу, а утром над Трилесино стали кружить вражеские самолеты. Я не видела, как горела деревня. Мы, как и многие другие, все время прятались в лесу. Те же, кто остался в Трилесино и не смог убежать в лес, остались там навсегда. Одних похоронили на месте гибели, других – в лесу. После сожжения деревни мы какое-то время жили в землянке, благо дело было летом. Молоко спасло нас от голода: когда мы бежали в лес, взяли с собой корову. Когда опасность миновала, люди стали возвращаться в село и отстраивать дома. Строились быстро, чтобы успеть до холодов. Мы построили дом на фундаменте, где до войны начинали строить сарай».
Удалось записать историю Лидии Павловны Альхимович, которой также уже нет в живых. Она рассказала, что жила в большой семье, их родители воспитывали девятерых детей. День, когда в деревню пришли немцы, она хорошо запомнила.
Из исследовательской работы «Спаленыя вёскі Смаргоншчыны», проводимой учащимися Сморгонской гимназии:
«Во время войны наш папа устроил в лесу убежище – вырыл землянку. В 1944 году к нам в деревню пришли немцы, но партизаны предупредили, что будет блокада партизанской зоны и нашей деревни, тогда отец забрал с собой семерых детей, которые в это время были в доме, и отвел их в землянку. Когда отец вернулся за мной, младшим братом и мамой, немцы уже были в деревне. Они были уже в нашем дворе. Отец знаками показал немецкому офицеру, что в доме осталась мать. Тот сам зашел и вывел ее из дома. Потом папа рассказал мне, что нам очень повезло: это был не нацистский каратель, а солдат с фронта, и поэтому он с мирным населением не воевал. Он позволил отцу посадить нас всех на телегу и уехать. Мы поехали в сторону деревни Перевозы. В той деревне жила наша бабушка. В момент, когда мы уезжали, мне хорошо запомнилось, как фашисты обложили дом и хозяйственные пристройки связками соломы и подожгли их. Все наши дома и дома соседей загорелись, как свечи.
Подъезжая к деревне Перевозы, мы видели, что над нашей деревней клубится дым. У нашей бабушки была большая семья, ее дом тоже раньше сгорел, и они все ютились в землянке. Поэтому отец отправил нас в землянку, которую он выкопал сам и где были другие дети. В этой землянке мы жили до освобождения Сморгони от немецко-фашистских захватчиков. А после освобождения отец на месте землянки построил дом. Вспоминая те моменты, я всегда думаю, лишь бы такого больше никогда не повторилось в нашей жизни».
Сохранились воспоминания жителя Трилесино Виктора Савицкого, которому было всего 7 лет, когда немцы ворвались в деревню. Ему удалось выжить. Но даже спустя долгие годы он помнит, как страшно было в те роковые минуты.
«Прошло много времени, а я до сих пор помню, как прятались в окопе, оставшемся после Первой мировой войны, как отец нас туда сажал и накрывал ветками. Мы сидели и дрожали от страха. После взрыва бомбы я открывал свои зажмуренные глаза и думал, неужели я остался жив. Деревню бомбили утром. В этот же день фашисты устроили в Трилесино блокаду и подожгли каждый дом. Большинство трилесинцев спасло предупреждение партизан. Деревня сгорела, но уцелело главное – ее жители».
А вот Гавриил Мартишенок, мужчина старше 70 лет, сказал, что не станет скрываться в лесу, умрет в родном доме, и сгорел заживо. Двадцатидвухлетний Дмитрий Мартишенок и сорокалетняя Анна Савицкая скончались от ран во время бомбежки, Мария Альхимович была расстреляна в доме, а затем сожжена. Игнат Савицкий сгорел заживо, Мария и Бронислава Шинкевич – расстреляны.
«Немцы били людей плетьми, ломали руки и ноги»
По словам Павла Картавика, накануне Великой Отечественной войны в дерене Ротковичи жили около 250 человек. В июне 1944 года за связь с партизанами жизнью поплатились шестнадцать жителей деревни. Фашисты сожгли 30 дворов, почти половина домов сгорела, выжившим немцы не оставили ни еды, ни домашних животных. А люди не только выстояли, но и нашли в себе силы вспомнить, рассказать, передать эту память потомкам.
Анна Филипповна Кизик, 1932 года рождения, жительница Ротковичей, вспоминает (книга «Памяць»):
«Это было как раз на Покров. Нацисты согнали всех жителей посреди деревни и начали звать по списку: Михаил Карнач, Александр Кублицкий, Семён Жук, Зина Садовская, Яков Ляошко, Юлиан Домащиц, Филипп Кизик, Женя Гисич (это кого я помню). При упоминании имени Гисича он крикнул из толпы, что его нет и пошел в Заскавичи. Но полицай был из местных и узнал его. Женя убежал, спрятался в сарае, потом побежал в другой сарай. Немцы бросили в первый сарай гранату и думали, что он погиб, но мальчик выжил. А всех остальных привели в дом Антона Гисича, били плетьми, ломали руки и ноги, расспрашивали о партизанах. А потом, когда допрос закончился, задержанных везли по деревне. Это было ужасное зрелище. Люди были неузнаваемы, вместо лиц – кровавое месиво. Они шли, едва передвигая ноги. У некоторых, как плети, болтались руки, они были сломаны. Людей вели по деревне из одного конца в другой, чтобы остальные видели, что будет с каждым, кто примкнет к партизанам. На обратном пути каждого из задержанных завели в свой дом и расстреляли, а дома подожгли. Так же умер и наш отец Кизик Филипп, а дом сгорел. От подожженных домов загорелись и те, что стояли рядом. Огонь уничтожил дома Войтеховичей, Толерков. Возможно, сгорела бы вся деревня, но после расправы фашисты быстро ушли и люди бросились тушить пламя».
– Когда шел сбор информации для книги «Памяць» Сморгонского района, выяснилось, что некоторые из этих людей были убиты не в самой деревне, а за ее пределами, в Сморгонской тюрьме, в которую отвезли их фашисты, – рассказал Павел Картавик.
Расправа за связь с партизанами
О том, на какие безжалостные зверства способны фашисты, на себе прочувствовали жители деревни Кривск. Раньше была сожжена деревня Кражино Воложинского района, которая находится всего в 18 километрах от Кривска. Деревню часто навещали бывшие солдаты, которые нашли приют здесь в начале войны, а затем ушли в партизаны. После диверсии на железной дороге Молодечно–Лида они побывали в Кривске. Об этом стало известно фашистам. Все чаще раздавались угрозы расправы за связи с партизанами. Деревня жила в тревоге, и не зря.
Исходя из сведений, предоставленных историко-краеведческим музеем «История. События. Люди» Сморгонской гимназии, следует, что в июне 1943 года фашистский обоз с 10–15 лошадями прибыл в деревню Кривск. В качестве предупреждения за связь местных жителей с партизанами карательный отряд сжег деревню.
Александр Михалькевич, житель Кривска, вспоминает (книга «Памяць»):
«Мне тогда было 15 лет. Наш дом стоял в начале поселка. Семья уже была на ногах, я выгнал корову. И тут прибежала Вера Гоман из Ракутево. Она сказала, что в сторону Кривска направляется карательный отряд, деревня будет подожжена. Люди бросились бежать кто в чем, тащили и гнали скотину перед собой, кто-то бежал без ничего. Немцы видели, конечно, нашу суету с дороги, но не трогали. И вот мы только побежали к лесу, видим, дым повалил. Дома вспыхнули, как свечи.
А что им стоит загореться: лето было сухое, крыши соломенные. Пустил в крышу пулю – и в одно мгновение дома нет. Мы со страхом наблюдали за деревней. Когда немцы ушли, мы вернулись. Наш дом сгорел полностью. В целом полдеревни тогда сожгли, но люди остались живы.
Александр Седач, старший прокурор отдела прокуратуры Гродненской области, член следственной группы по расследованию уголовного дела по факту геноцида населения:
– Мы продолжаем масштабную работу по расследованию фактов уничтожения мирного населения немецко-фашистскими захватчиками, их пособниками, а также незаконными вооруженными формированиями. Она направлена на то, чтобы ни одно преступление против белорусского народа не осталось забытым. Известно, что северо-восточная территория Гродненской области от рук фашистов потерпела меньше, чем, например, западные районы. Массовые карательные операции на Сморгонщине начались практически в конце войны, когда началось освобождение Беларуси. 17 деревень были частично сожжены. Однако расследование продолжается. Мы ищем различные источники, свидетельствующие о фактах уничтожения мирных жителей Сморгонского района. Изучаем тематические монографии, работы историков, исследовавших преступления войск Вермахта и СС, а также белорусских коллаборационистских воинских подразделений и сформированных в республиках бывшего СССР полицейских батальонов. Например, нами изучен акт Сморгонской районной комиссии ЧГК о преступлениях, совершенных немецкими оккупантами в районе. «В период оккупации немецкими варварами Сморгонского района фашисты замучили пытками, заморили голодом в тюрьмах и расстреляли 3 572 человека, под разным видом обмана и под угрозой оружием и арестов им удалось увезти на каторжные работы 562 советских граждан», – говорится в акте. У нас есть все основания полагать, что цифры эти гораздо выше. Расследование продолжается, ведь наша главная задача – не оставить безнаказанным ни одно злодейство немецких оккупантов.
Оперативные и актуальные новости Гродно и области в нашем Telegram-канале. Подписывайтесь по ссылке!
