«Научные идеи рождаются, чтобы помочь людям». Интервью с профессором ГрГМУ, доктором медицинских наук Владимиром Спасом
С профессором, доктором медицинских наук Владимиром Владимировичем Спасом мы встретились в преддверии юбилейной даты в истории медицинского университета не случайно. Он из первых выпускников этого вуза и в числе тех, кто посвятил ему всю свою жизнь. До сих пор руководит кафедрой анестезиологии и реаниматологии, организованной им в 1992 году, первой и до 2000 года единственной на четыре медицинских вуза республики. И, кстати, он единственный на четыре вуза профессор по своей специальности. А в своем университете один из ведущих ученых: автор более двухсот шестидесяти научных работ, в том числе двух монографий, шестнадцати патентов и без малого полсотни рационализаторских предложений. Но самое главное, это ученый-практик. Фамилия Владимира Владимировича удивительным образом соответствует его профессиональным обязанностям: спасать, оживлять, образно говоря, вытаскивать с того света людей. Он имеет самое непосредственное отношение к созданию реани-мационной помощи в лечебных учреждениях на Гродненщине. И сейчас в отделениях, где занима-ются спасением людей, в основном его ученики.
– Владимир Владимирович, как получилось, что вы стали первопроходцем в огромном и сейчас очень значимом разделе теоретической и практической медицины?
– В начале шестидесятых годов уже прошлого столетия реаниматология только зарождалась, да и анестезиология, как и хирургия в целом, можно сказать, была на начальном этапе. Наркоз, к примеру, при операциях проводили не врачи-специалисты, а средние медицинские работники. К слову, это сегодня анестезия являет собой колоссальный набор всевозможных воздействий, а тогда по нынешним меркам была примитивной. С помощью эфира, к примеру, который уже больше тридцати лет как перестали использовать. Анестезию мне доверяли проводить, когда, будучи студентом, подрабатывал в областной больнице. А это потом учли при распределении. Первый выпуск медицинского института, в числе студентов которого я был, закрывал самые «горячие» участки.
В то время больные умирали от таких патологий, с которыми медицина сегодня успешно справляется. К примеру, при острой почечной недостаточности не было никакой возможности оказать помощь. Остро стояла и проблема сепсиса. Поиском ее решения путем интенсивной терапии и стал заниматься в научном плане. Основываясь на практике в областной больнице, где довелось создавать и возглавить специализированное отделение, написал и защитил кандидатскую, а позднее и докторскую диссертации.
– И стали передавать свои знания и опыт начинающим медикам?
– Развитие службы требовало кадрового обеспечения. И это, кстати, учитывали в нашем медицинском вузе. Сначала был курс анестезиологии на кафедре госпитальной хирургии, затем курс анестезиологии-реаниматологии. В начале девяностых годов создали кафедру анестезиологии и реаниматологии, которой с тех пор по настоящее время заведую. А основательно подготовленные специалисты службе были и сейчас нужны. Особенно с учетом того, что последние два десятка лет стала создаваться современная аппаратура, основанная на новейших достижениях науки и техники. В нашей областной больнице отделения анестезиологии и реанимации самые высокотехнологичные. И это при том, что оборудование дорогостоящее, один дыхательный аппарат тянет на сотню тысяч евро. Искусственная почка, искусственная печень – это все разделы интенсивной терапии. Руководство больницы, понимая всю значимость, обеспечивает оснащение в соответствии с требованиями времени.
– Не раз доводилось слышать, что в реанимации областной больницы человека, образно говоря, вытянули с того света.
– Действительно, реаниматологи справляются иной раз в кажущихся безнадежными ситуациях. Но вообще, сама по себе ни одна отрасль медицины существовать не может. Вот, к примеру, хирурги, я бы сказал, специалисты по технической части. Именно интенсивисты ( так образно называют анестезиологов и реаниматологов) обеспечивают на определенный период искусственную замену жизненно важных функций человеческого организма и занимаются их восстановлением. Среди других огромная заслуга врачей этой специальности в том, что в главной клинике нашей области успешно внедрены такие ноу-хау, как операции на открытом сердце, резекция печени, с недавних пор – пересадка почки, и многие другие. Хорошо оснащенные отделения анестезиологии, реанимации и интенсивной терапии есть теперь в большинстве областных стационаров. В областной больнице, кстати, целых три, два из них профильные: онкологическое и терапевтическое. За год проходит свыше трех тысяч больных. Причем крайне тяжелых.
– Кто сегодня основной пациент реаниматологов? Какая патология ставит людей на грань жизни и смерти?
– Несмотря на успехи, по-прежнему актуальны проблемы сепсиса. Хотя внедрение наших собственных методик его лечения привело к снижению летальности и на выход ее показателя в областной больнице на уровень общеевропейского. Это, в частности, методы лечения поражений легкого, ранней диагностики, иммунокоррекции и другие.
Диапазон практической деятельности реаниматологов за последние годы чрезвычайно расширился, все больше поступает больных, лечившихся в других отделениях: инфаркты, инсульты, сахарный диабет, отравления, диабетическая кома, трудно поддающаяся коррекции гипертония, коматозные состояния после травм, тяжелейшие пневмонии и многое другое. Больше стало больных с острым панкреатитом. Основной контингент, поступающий в реанимацию, это мужчины. Но в последнее время увеличилось число женщин с теми же панкреатитами, нарушениями функций почек, в алкогольной коме. Впрочем, зарекаться от попадания в больницу никому не стоит. Вы можете съесть апельсин и получить отек с поражением дыхательных путей.
Вообще, аллергизация людей увеличивается. Да и наша бурная жизнь часто прокладывает путь в больницу. Поэтому так важно каждому человеку беречь себя, свое здоровье.
– Областная больница является базой для многих кафедр медуниверситета, в том числе и для вашей. Но я знаю, что вы входите в больничные палаты не только как наставник студентов, а и как консультант в наиболее сложных случаях. Как часто практикам требуется профессорская подсказка?
– Как и многие другие мои коллеги по медуниверситету, общаюсь с практическими врачами и встречаюсь с пациентами практически ежедневно. В областной больнице и других лечебных учреждениях востребована и ценится консультативная помощь. Но это не значит, что сотрудники вуза приходят кого-то поучать. Все решения принимаются коллективно, в тандеме науки и практики. Скажу, что сейчас, как и прежде, в спасении больного главным остается человеческий фактор.
– Понимают ли это сегодняшние студенты? И не пугает ли их при выборе специализации такой сложный участок, как анестезиология и реанимация?
– Что бы ни говорили о сегодняшнем студенчестве, большинство приходит в медицинский вуз осознанно, с желанием достичь успеха в своей профессии. А это без умений чувствовать другого человека, сострадать невозможно. По собственному опыту скажу, к страданиям людей привыкнуть нельзя. Вообще, доказано, что только двадцать процентов жителей Земли стрессоустойчивы по своей природе. Каждый случай, особенно очень тяжелый, пропускаешь через себя, переживаешь эмоционально. Это сказывается. К сожалению, многих из моих бывших однокурсников уже нет в живых.
А что касается преемников, то учениками своими могу гордиться. Жаль только, большинство все же больше тяготеет к практике, нежели к науке.
– Может, потому, что сегодня к ученому предъявляют высокие требования? Говорят, сейчас очень тяжело защититься…
– Планка была высокой во все времена. Я, к примеру, защищал докторскую диссертацию в Институте клинической и экспериментальной хирургии Академии наук СССР, а в составе ученого совета были восемь академиков. Дело не в требованиях, а в уровне подготовки, в ценности научного труда. Знаю это и потому, что на протяжении пятнадцати лет был членом экспертного совета ВАКа республики, членом диссертационного совета БелМАПО. Под моим руководством защищено девять кандидатских диссертаций, готовится к защите докторская. Кстати, во все времена в Гродненском медицинском вузе старались поддерживать людей, способных к исследовательской работе и имеющих желание сказать свое слово в науке.
– Вы известный ученый и врач, занимаетесь спасением людей. Как считаете, не случайно так созвучны ваше дело и ваша фамилия?
– Никогда не считал это предопределяющим знаком. Обычная белорусская фамилия, хотя и не слишком распространенная. Мои родители родом из-под Гродно. Всю жизнь работали в областном центре. Отец, кстати, был мастером в типографии и имел непосредственное отношение к выходу «Гродзенскай праўды». Жили в домике на улице Реймонта, где я и родился в феврале 1941 года.
– То есть вы из поколения детей войны? Что-либо из военных лет сохранилось в памяти?
– Смутно. В основном знаю по рассказам родителей. Чтобы семья могла пережить трудное время, переехали в деревню. Долго вспоминали случай, когда я чуть было не накликал на семью беды. Подошел немецкий солдат и кто-то из взрослых сказал нам, чтобы поздоровались с дядей. А я ответил, что это не дядя, а немец. К счастью, тот или не понял, или не придал значения словам малыша.
После мы вернулись в освобожденный Гродно, где я и пошел в школу. Потом поступил в институт.
– Почему выбрали медицинскую стезю? Привлек новый вуз?
– Действительно, я был в первом наборе медицинского института, который открывался в Гродно. Руководствовался больше при поступлении советами родителей. И, честно сказать, на протяжении всего первого курса был в размышлениях – не пойти ли за мечтой стать спортивным тренером. Я ведь, будучи школьником, серьезно занимался спортивной гимнастикой под руководством Ренальда Кныша. Выступал на соревнованиях по программе мастеров спорта.
– Почему же не дождались своего звездного часа? Ведь Кныш умел зажигать звезды.
– Слишком поздно начал заниматься, да и сам Ренальд Иванович вскоре махнул рукой на мужскую и сосредоточился на женской гимнастике. Видимо, посчитал, что девчонки быстрее освоят сложную программу, воплотят его планы и задумки в жизнь. А работать, зажигать звезды у него был огромный талант. Столь одаренных и преданных делу людей мне в жизни редко приходилось встречать. Жил в спортзале. Правда, и от учениц такой самоотверженности требовал. Я, можно сказать, был свидетелем, каких сил стоило олимпийское золото и Елене Волчецкой, и ее тренеру.
Впрочем, в любом деле не достичь успеха без упорного труда. А для доктора к тому же очень важны человеческие качества. Этому и учу студентов.
– Владимир Владимирович, как получилось, что вы стали первопроходцем в огромном и сейчас очень значимом разделе теоретической и практической медицины?
– В начале шестидесятых годов уже прошлого столетия реаниматология только зарождалась, да и анестезиология, как и хирургия в целом, можно сказать, была на начальном этапе. Наркоз, к примеру, при операциях проводили не врачи-специалисты, а средние медицинские работники. К слову, это сегодня анестезия являет собой колоссальный набор всевозможных воздействий, а тогда по нынешним меркам была примитивной. С помощью эфира, к примеру, который уже больше тридцати лет как перестали использовать. Анестезию мне доверяли проводить, когда, будучи студентом, подрабатывал в областной больнице. А это потом учли при распределении. Первый выпуск медицинского института, в числе студентов которого я был, закрывал самые «горячие» участки.
В то время больные умирали от таких патологий, с которыми медицина сегодня успешно справляется. К примеру, при острой почечной недостаточности не было никакой возможности оказать помощь. Остро стояла и проблема сепсиса. Поиском ее решения путем интенсивной терапии и стал заниматься в научном плане. Основываясь на практике в областной больнице, где довелось создавать и возглавить специализированное отделение, написал и защитил кандидатскую, а позднее и докторскую диссертации.
– И стали передавать свои знания и опыт начинающим медикам?
– Развитие службы требовало кадрового обеспечения. И это, кстати, учитывали в нашем медицинском вузе. Сначала был курс анестезиологии на кафедре госпитальной хирургии, затем курс анестезиологии-реаниматологии. В начале девяностых годов создали кафедру анестезиологии и реаниматологии, которой с тех пор по настоящее время заведую. А основательно подготовленные специалисты службе были и сейчас нужны. Особенно с учетом того, что последние два десятка лет стала создаваться современная аппаратура, основанная на новейших достижениях науки и техники. В нашей областной больнице отделения анестезиологии и реанимации самые высокотехнологичные. И это при том, что оборудование дорогостоящее, один дыхательный аппарат тянет на сотню тысяч евро. Искусственная почка, искусственная печень – это все разделы интенсивной терапии. Руководство больницы, понимая всю значимость, обеспечивает оснащение в соответствии с требованиями времени.
– Не раз доводилось слышать, что в реанимации областной больницы человека, образно говоря, вытянули с того света.
– Действительно, реаниматологи справляются иной раз в кажущихся безнадежными ситуациях. Но вообще, сама по себе ни одна отрасль медицины существовать не может. Вот, к примеру, хирурги, я бы сказал, специалисты по технической части. Именно интенсивисты ( так образно называют анестезиологов и реаниматологов) обеспечивают на определенный период искусственную замену жизненно важных функций человеческого организма и занимаются их восстановлением. Среди других огромная заслуга врачей этой специальности в том, что в главной клинике нашей области успешно внедрены такие ноу-хау, как операции на открытом сердце, резекция печени, с недавних пор – пересадка почки, и многие другие. Хорошо оснащенные отделения анестезиологии, реанимации и интенсивной терапии есть теперь в большинстве областных стационаров. В областной больнице, кстати, целых три, два из них профильные: онкологическое и терапевтическое. За год проходит свыше трех тысяч больных. Причем крайне тяжелых.
– Кто сегодня основной пациент реаниматологов? Какая патология ставит людей на грань жизни и смерти?
– Несмотря на успехи, по-прежнему актуальны проблемы сепсиса. Хотя внедрение наших собственных методик его лечения привело к снижению летальности и на выход ее показателя в областной больнице на уровень общеевропейского. Это, в частности, методы лечения поражений легкого, ранней диагностики, иммунокоррекции и другие.
Диапазон практической деятельности реаниматологов за последние годы чрезвычайно расширился, все больше поступает больных, лечившихся в других отделениях: инфаркты, инсульты, сахарный диабет, отравления, диабетическая кома, трудно поддающаяся коррекции гипертония, коматозные состояния после травм, тяжелейшие пневмонии и многое другое. Больше стало больных с острым панкреатитом. Основной контингент, поступающий в реанимацию, это мужчины. Но в последнее время увеличилось число женщин с теми же панкреатитами, нарушениями функций почек, в алкогольной коме. Впрочем, зарекаться от попадания в больницу никому не стоит. Вы можете съесть апельсин и получить отек с поражением дыхательных путей.
Вообще, аллергизация людей увеличивается. Да и наша бурная жизнь часто прокладывает путь в больницу. Поэтому так важно каждому человеку беречь себя, свое здоровье.
– Областная больница является базой для многих кафедр медуниверситета, в том числе и для вашей. Но я знаю, что вы входите в больничные палаты не только как наставник студентов, а и как консультант в наиболее сложных случаях. Как часто практикам требуется профессорская подсказка?
– Как и многие другие мои коллеги по медуниверситету, общаюсь с практическими врачами и встречаюсь с пациентами практически ежедневно. В областной больнице и других лечебных учреждениях востребована и ценится консультативная помощь. Но это не значит, что сотрудники вуза приходят кого-то поучать. Все решения принимаются коллективно, в тандеме науки и практики. Скажу, что сейчас, как и прежде, в спасении больного главным остается человеческий фактор.
– Понимают ли это сегодняшние студенты? И не пугает ли их при выборе специализации такой сложный участок, как анестезиология и реанимация?
– Что бы ни говорили о сегодняшнем студенчестве, большинство приходит в медицинский вуз осознанно, с желанием достичь успеха в своей профессии. А это без умений чувствовать другого человека, сострадать невозможно. По собственному опыту скажу, к страданиям людей привыкнуть нельзя. Вообще, доказано, что только двадцать процентов жителей Земли стрессоустойчивы по своей природе. Каждый случай, особенно очень тяжелый, пропускаешь через себя, переживаешь эмоционально. Это сказывается. К сожалению, многих из моих бывших однокурсников уже нет в живых.
А что касается преемников, то учениками своими могу гордиться. Жаль только, большинство все же больше тяготеет к практике, нежели к науке.
– Может, потому, что сегодня к ученому предъявляют высокие требования? Говорят, сейчас очень тяжело защититься…
– Планка была высокой во все времена. Я, к примеру, защищал докторскую диссертацию в Институте клинической и экспериментальной хирургии Академии наук СССР, а в составе ученого совета были восемь академиков. Дело не в требованиях, а в уровне подготовки, в ценности научного труда. Знаю это и потому, что на протяжении пятнадцати лет был членом экспертного совета ВАКа республики, членом диссертационного совета БелМАПО. Под моим руководством защищено девять кандидатских диссертаций, готовится к защите докторская. Кстати, во все времена в Гродненском медицинском вузе старались поддерживать людей, способных к исследовательской работе и имеющих желание сказать свое слово в науке.
– Вы известный ученый и врач, занимаетесь спасением людей. Как считаете, не случайно так созвучны ваше дело и ваша фамилия?
– Никогда не считал это предопределяющим знаком. Обычная белорусская фамилия, хотя и не слишком распространенная. Мои родители родом из-под Гродно. Всю жизнь работали в областном центре. Отец, кстати, был мастером в типографии и имел непосредственное отношение к выходу «Гродзенскай праўды». Жили в домике на улице Реймонта, где я и родился в феврале 1941 года.
– То есть вы из поколения детей войны? Что-либо из военных лет сохранилось в памяти?
– Смутно. В основном знаю по рассказам родителей. Чтобы семья могла пережить трудное время, переехали в деревню. Долго вспоминали случай, когда я чуть было не накликал на семью беды. Подошел немецкий солдат и кто-то из взрослых сказал нам, чтобы поздоровались с дядей. А я ответил, что это не дядя, а немец. К счастью, тот или не понял, или не придал значения словам малыша.
После мы вернулись в освобожденный Гродно, где я и пошел в школу. Потом поступил в институт.
– Почему выбрали медицинскую стезю? Привлек новый вуз?
– Действительно, я был в первом наборе медицинского института, который открывался в Гродно. Руководствовался больше при поступлении советами родителей. И, честно сказать, на протяжении всего первого курса был в размышлениях – не пойти ли за мечтой стать спортивным тренером. Я ведь, будучи школьником, серьезно занимался спортивной гимнастикой под руководством Ренальда Кныша. Выступал на соревнованиях по программе мастеров спорта.
– Почему же не дождались своего звездного часа? Ведь Кныш умел зажигать звезды.
– Слишком поздно начал заниматься, да и сам Ренальд Иванович вскоре махнул рукой на мужскую и сосредоточился на женской гимнастике. Видимо, посчитал, что девчонки быстрее освоят сложную программу, воплотят его планы и задумки в жизнь. А работать, зажигать звезды у него был огромный талант. Столь одаренных и преданных делу людей мне в жизни редко приходилось встречать. Жил в спортзале. Правда, и от учениц такой самоотверженности требовал. Я, можно сказать, был свидетелем, каких сил стоило олимпийское золото и Елене Волчецкой, и ее тренеру.
Впрочем, в любом деле не достичь успеха без упорного труда. А для доктора к тому же очень важны человеческие качества. Этому и учу студентов.
